|
“Без капитуляции и с полной готовностью к диалогу” Специальный корреспондент журнала “Хувентуд Ребельде” (Куба): Марина Менендес Кинтеро Фото: Луис Энрике Гонсалес (Сан Висенте дель Кагуан, 20 июля 2001 г.) – прошло уже почти половина утра, когда партизанка сказала нам: “Всё, собирайтесь, идём со мной”. И снова рытвины и ухабы, которые нам столько пришлось преодолевать за эти последние дни, как, впрочем, и ожидание, точившие нас изнутри. Мы едем в приподнятом настроении: “Мы - Голос Сопротивления, мы – РВСК, мы – Армия Народа…”. Кажется, что голос Хавьера, раздающийся из радиоприёмника, делает менее рискованным наше путешествие в кабине грузовика вместе с неподражаемым Карлосом Пуэблой и Анной и Хайме, этот колумбийский дуэт был очень популярен на Кубе в 70-е гг. “Твоя родина – это моя родина, твои проблемы – это мои проблемы. Народ, народ, твоё знамя – моё знамя…”. Здесь многие слушают повстанческое радио. Итак, мы не напрасно прождали 2 дня в лагере партизан, 2 дня ожидания, как и было обещано. Обещание того, что нам всё-таки организуют встречу с легендарным лидером РВСК во время церемонии передачи освобождаемых полицейских и военных в Ла Макарена было выполнено. “Не беспокойтесь. Я Вас предупрежу”.
Этот дом ведёт своё происхождение от Белого Дома, где повстанцы и правительство тогдашнего президента Сезара Гавирии вели переговоры в конце 1990 г. Говорят, что после окончания одной из таких встреч, это место было подвергнуто бомбардировке и, говорят, по личному приказу президента… Однако сегодня в Красном Доме царит спокойствие. Только видна охрана, не более двух или трёх бойцов: Сандра, спутница жизни Маруланды, которая только что вошла, и ещё несколько партизан… Магнитофон и камера приготовлены, коллега Луис Энрике и я уже готовы открыть беглый огонь в этот самый критический день всей “нашей журналистской кампании”… Но “товарищ Маруланда”, как все нас здесь и предупреждали, принимает нас как непросто представителей прессы, судя по всему, в его планы не входит обычное интервью. Не торопясь, обстоятельно, Мануэль Маруланда начинает восстанавливает картину того, как почти 40 лет назад он начал борьбу против земельной олигархии в рядах чисто крестьянского движения. Без сомнения, он продолжает оставаться человеком, очень привязанным к земле. Наше неформальное общение неторопливо идёт своим чередом, и в это время начинается дождь, который, как он говорит, никак не способствует тому, чтобы говорить о серьёзных вещах “Я знаю, что здесь уже нет Вашей собаки”. “А, Вы и об этом знаете ? Да, она стала давить кур” – говорит он в то время, пока мы пьём кофе. Маруланда не стал долго ждать после того, как услышал жалобы о гибели домашней птицы и поручил одному бойцу взять собаку и обойти с ней дом за домом. “Это та собака, которая нападала на Ваших кур ?” “Да, это она”. И поскольку ответ везде был один и тот же, что именно его пёс является разбойником, Мануэль решил арестовать его… Во избежании худших “санкций”, например, изгнания, боец решил взять собаку себе. Сегодня команданте Маруланда точно не знает, где она, но точно знает, что он поступил согласно “своим законам” и своему пониманию справедливости. “Ты не можешь иметь собаку, если она начинает портить живность соседей” – подчёркивает он, и осушает одним глотком то, что осталось на дне его чашки. Это заставляет поторопиться и все остальных.
Необходимы перемены Когда шум дождя утих, и становится слышно как вода стекает с крыши, Мануэль Маруланда сам и без всяких вопросов перешёл к главной теме. Нынешний предвыборная гонка, стартовавшая в мае этого года, и подтверждение или не подтверждение статуса демилитаризованной или освобождённой зоны – срок его действия истекает в октябре – вот то, что, в первую очередь, интересует его сейчас. На другой стороне длинного стола журналисты начинают интенсивно писать. Он считает, что вопрос продления или не продления статуса зоны целиком и полностью находится в руках правительства. До октября его можно было бы продлить, например, декретом, который подтвердил бы статус освобождённой зоны, и заодно подтвердил бы волю партизан к диалогу. Но он снова повторяет, что, при этом, он никогда не примет попытки навязывания капитуляции. “Сеньор Пастрана получил страну, находящуюся в кризисе, и передаст её своему преемнику в ещё более глубоком кризисе и с ещё более острой конфронтацией” – говорит он. Ни один из почти 15 кандидатов, которые на сегодняшний день заявили о своём решении включиться в предвыборную гонку, не заявил об ошибочности диалога с партизанами, который ведёт правительства Андреса Пастраны, но все настаивают на том, что РВСК должны принять “новые правила игры”. “Нам представляется ошибочным, что уже заранее раздувается пламя войны” – говорит Маруланда. “Мы обнародовали несколько призывов о бдительности: в момент острейшего кризиса, который сейчас переживает страна, необходим иной язык диалога, довольно военной риторики. То, что сейчас действительно должно быть заявлено, так это программа, предназначенная для народа. Тогда мы сможем договориться”. Однако, он полагает, что предвыборная гонка началась слишком рано. Было бы гораздо лучше, если бы кандидаты и партии предварительно провели встречи с партизанами, что могло бы закончиться подписанием каких-то соглашений, и это позволило бы уточнить многие положения их предвыборной программы. “Но, в таком случае, как у либералов, так и у консерваторов обострились бы внутренние противоречия как между партиями, так и между кандидатами, которые будут представлять эти партии на выборах, и тогда уж точно расколов им не избежать. РВСК неоднократно заявляли о том, что они добиваются создания правительства единства и национального примирения. Это означает, что представители нынешнего правительства могли бы провести переговоры с нами по этой теме, а затем выслушать предложения политических партий, профсоюзных и общественных организаций и гражданского общества”. Я пользуюсь его откровенностью и доверительным характером нашей беседы для того, чтобы рискнуть и задать несколько вопросов. “А что с законом об обмене военнопленными, которого добиваются повстанцы ?” “После более чем двух лет обменов, они говорят, что Закон об Обмене, замысленный нами для того, чтобы дать свободу всем заключённым и с той, и с другой стороны, неконституционен. Просто Государство не заинтересовано в нём. Они устраивают всевозможные препятствия. С нашей стороны было сделано много предложений. Мы исходим из понимания того, что обмен будет очень важным шагом в деле быстрого политического разрешения колумбийского конфликта. И всё же, вопреки всем трудностям, Вы сами это видели, - первый гуманитарный обмен состоялся. Мы пообещали, что, если он пройдёт успешно, то мы отпустим в одностороннем порядке от 50 до 100 военнопленных. В итоге мы отпустили около 300 военнопленных и у нас осталось ещё 46 офицеров и младших офицеров, поскольку мы продолжаем настаивать на необходимости дальнейших обменов до тех пор, пока не будут отпущены на свободу все наши товарищи. Их остаётся, примерно, около 200 человек в разных тюрьмах. Мы не отказываемся от нашего проекта взятия власти, поэтому посмотрим как оно пойдёт дальше... Каждое колумбийское правительство предрекает нам разгром, а некоторые уповают на помощь США… Ну, это посмотрим… Вооружённый конфликт с участием иностранных солдат, принципе, уже начался, но никто не знает чем это закончится”. “В международных кругах выражают недоумение по поводу того, что некие гуманные жесты, такие, как освобождение военнопленных в Ла Макарене, сочетаются у РВСК с акциями военно-пропагандистского свойства, например, в районе Путумайо или, например, нападение на тюрьму Ла Пикота, в Боготе, которая помогла выйти на свободу примерно двум десяткам повстанцев ?” “Это вполне согласуется с представлением правительства о том, что освобождённая зона существует для переговоров и для достижения мира. Но, в таком случае, это надо понимать так, что остальная часть страны остаётся зоной конфронтации. Тогда, если проводится какая-то операция против Ла Пикоты для освобождения наших товарищей, или операция в Путумайо против войск, подготовленных США, всё это вполне вписывается в рамки того понимания, о котором мы только что говорили. Есть две сферы противостояния: политическая и военная. И не следует удивляться тому, что во время переговоров идут боевые действия. Так будет до тех, пока мы не достигнем полномасштабных соглашений”. Приближается время обеда. Осторожно, чтобы не помешать нашей беседе, партизанка, словно она несёт гранаты, начинает накрывать стол. Пытаюсь сократиться… “И последнее, как Вы думаете, всё же, правительство пойдёт на продление статуса освобождённой зоны ?” “Надо посмотреть каков будет доклад исполнительной власти по итогам нынешнего этапа переговорного процесса, что скажут партии, что думает высшее военное командование, что будет говорить здесь представитель Государства, что скажет церковь, американцы, безработные, нуждающиеся… Относительно освобождённой зоны правительство рано или поздно определится. Учитывая, что в его руках находится ещё столько заключённых, оно может решить и не продлевать. Остался примерно год до истечения мандата сеньора Пастраны и, конечно, у кое-кого есть интерес снова разжечь эту войну. Но если правительство сеньора Пастраны закончить время своего пребывания у власти на мирной ноте, то оно продлит статус освобождённой зоны. Мы же, со своей стороны, никогда не согласимся на капитуляцию, поскольку у нас есть свой политический и стратегический проект. Но мы всегда держим открытыми двери для продолжения диалога”.
|
