Я спрашиваю о втором ребёнке: "Он появился у меня прямо здесь, в лагере. Я не стала уходить отсюда, поскольку это было довольно тревожное время и я боялась, что там я скорее попадусь, чем здесь, и потому осталась в лагере. Это было до нападения на Каса Верде. Он был со мной 4 месяца, а затем я переправила его в Боготу и оставила у одной семьи, которая его сейчас воспитывает.

И вновь Элиана оказалась в ситуации постоянных переживаний вдалеке от детей: "Связь с сыновьями весьма затруднена ради их же безопасности. С ни ми, практически, нельзя ни поговорить по телефону, ни написать, поскольку они живут в регионе с довольно сложной обстановкой. Изредка мне удаётся позвонить, но писать - нет". Элиана говорит, что второй мальчик живёт в той же семье: Первому - 12 лет, второму - 9". Я спрашиваю Элиану о том, допустимо ли, чтобы мать по политическим мотивам покидала своих детей: "Я не чувствую за собой какой-либо вины, я не вижу её, поскольку, посмотрите, сколько женщин в гражданской жизни бросают своих детей, не встречая никакой поддержки со стороны общества. К тому же я здесь не одна такая. Большинства партизанок имели или имеют детей, некоторое время заботятся о них лично, но потом снова возвращаются к партизанской жизни. То же самое происходит и с мужчинами".

"За эти 25 лет, что ты провела здесь, что дало тебе партизанское движение ?". "Я стала тем, кем я есть сейчас - партизанкой РВСК-АН и я с удовлетворением вижу, что кое-что для революции я всё-таки успела сделать...". Элиана, бесспорно, женщина убеждённая в правильности избранного пути. Наш разговор окончен и Элиана возвращается к своей работе. Наша беседа только придала ей уверенностью в своей правоте.