Дарио Арисменди: Как полагает сам Карлос Кастаньо: как он выглядит в глазах колумбийцев ?
Карлос Кастаньо: Как обычный, простой человек, который вынужден скрывать своё лицо в целях личной безопасности. Возможно, кто-то полагает, что я - поборник насилия, войны, нет, я - человек, склонный к миру. Я и нахожусь сейчас здесь для того, чтобы страна смогла меня услышать и понять.

Д.А.: Скажите, а в ближайшем будущем Вы всё же не собираетесь открыть своё лицо ?
К.К.: Наверное, нет. Я не делаю этого по двум причинам, во-первых, в бою я могу оказаться раненным и затем, во время лечения, могу попасть в плен, а, во-вторых, это даёт мне возможность, хотя бы изредка, выезжать в какой-нибудь город; я уже в течение 5 лет вообще не был в городе, но мне кажется, что этот соблазн я уже преодолел, и потому теперь достать меня довольно трудно. Здесь я живу в очень защищённой зоне, где навязать мне бой сложно. Я сражаюсь там и когда я того хочу, и не делаю этого, когда не хочу. Конечно, я хотел бы открыть своё лицо, но не сейчас, сейчас это невозможно. Но и именно поэтому я - здесь, ради колумбийцев, и ради Вас, Дарио.

Д.А.: Вы провели здесь 5 лет, не выезжая ни в Медельин, ни в Боготу, ни какой-либо другой город ?
К.К.: Да, действительно, за 5 лет и 3 месяца я лишь однажды был в городе. 3 года назад в бессознательном состоянии ночью я был доставлен в клинику, прооперирован там и, когда я пришёл в себя, то был уже в воздухе, на пути в мой лагерь.

Д.А.: Это был единственный случай, когда Вам угрожала серьёзная опасность ?
К.К.: Нет, нет. В трудных ситуациях я оказывался неоднократно, много раз мог лишиться жизни, особенно при штурме Сан Педро. Там был момент, когда я оказался между двумя подразделениями партизан и в течение 6-7 часов вёл бой, имея рядом с собой только 4 наших бойцов, до тех пор, пока мы не сумели прорвать окружение и скрыться, воспользовавшись наступлением ночи. Это, действительно, был момент, когда я находился на грани смерти.

Д.А.: Это было 28 декабря 1998 г. ?
К.К.: Да, именно так.

Д.А.: В день праздника Невинноубиенных ?
К.К.: 28 декабря.

Д.А.: Можно сказать, что в этот вы заглянули смерти в лицо ?
К.К.: В этот день я не просто пережил чувство страха, это была настоящая паника, в тот момент я не был в состоянии что-либо воспринимать, что-либо чувствовать, в течение 15-20 минут я был словно парализованным. Но через 20 минут я снова стал бойцом, я понял, что я жив и должен действовать как командир.

Д.А.: Значит, сначала вы словно остолбенели ?
К.К.: Да, я был словно парализованным и думал, что уже мёртв. Дело в том, что тогда я уже был ранен. К тому же, когда видишь, что с тобой рядом только 4 человека, а в это время по тебе стреляют около 500 винтовок, чёрт возьми, это был настоящий шквал огня.

Д.А.: О Вас идёт слава, как о человеке весьма нетерпимом...
К.К.: Нет, нет, никоим образом. Я, пожалуй, даже слишком терпимый, но я не могу терпимо относиться к жестоким методам трансформации страны, к разрушению посёлков, к похищениям уважаемых людей с целью финансирования, так называемого, справедливого дела¹. Нет, наоборот, я - человек терпимый.

Д.А.: Вы только, то осудили те формы борьбы, которые используют партизаны, которые входят в населённые пункты, уничтожают местное население и сам посёлок, используя в виде бомб газовые балоны². Но этим ли же самым занимаются и ПСК, как это имело место, например, в Салао, в Овехас, в горах у Санта Марты ?
К.К.: Я понимаю, Вы проводите параллели и даёте сходные характеристики, но всё же, это - разные вещи. Меня очень огорчает то, что сейчас происходит в департаменте Боливар. Я хочу прямо сказать Вам и всей стране о том, что мои этические воззрения не приемлют убийства, и я не представляю себе иной ситуации, оправдывающей убийство человека, кроме как в каких-то крайних случаях защиты собственной жизни. В нынешних условиях конфликта малой интенсивности гибель людей, которых можно рассматривать в качестве гражданского населения, но которые при этом являются подрывными элементами, почти неизбежна. Конечно, это вызывает всеобщее неприятие граждан, но дело заключается в том, что общественное мнение воспринимает то, что мы делаем, скорее, сердцем, чувствами, а не разумом³. Позвольте пояснить более подробно то, что там имело место. Был такой командующий 37-м фронтом РВСК-АН, сеньор Мартин Кабальеро, человек, который успешно "ловил золотых рыбок" на дороге, ведущей к побережью (Карлос Кастаньо имеет ввиду периодически выставляемые на дорогах партизанские посты, которые производят досмотр проезжающих машин и взимают деньги с богатых - Русская редакция). За последние 5 месяцев он похитил сотни невиновных людей, периодически засылал террористов с бомбами в местные посёлки, совершил ряд похищений в городах карибского побережья. Дело в том, что существует, своего рода, нерегулярная, потенциальная партизанская война, т.е. вечером и ночью эти люди спят, как самые обычные крестьяне, а днём - они партизаны, на следующий день - работают, как простые крестьяне, а затем всё повторяется снова⁴. Так вот, второй командующий этого фронта, сеньор Эмануэль Ортис, покинул ряды этого фронта, по каким-то причинам внутреннего характера он был приговорён руководством РВСК-АН к расстрелу, и перешёл на сторону Северной группировки ПСК. Он встречался со мной, мы обсудили сложившуюся ситуацию, кстати, с собой он привёл 15 человек. Так вот, именно он и является тем человеком, который возглавил рейд на Салао и Кордобу в департаменте Боливар. Там он вступил в бой с партизанами, вся страна знает об этом, и уже упомянутый мной Кабальеро был вынужден по радиосвязи и через Международный Красный Крест запросить подкрепления. Бой длился непрерывно 72 часа, после чего партизаны организовали массовое бегство крестьян, с целью раствориться среди них и таким способом покинуть место боевых действий.